Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

ПРОЗА

Джем

     Шел снег. Или дождь. Куски льда сыпались с неба сплошной серой стеной. Холодный ветер, заблудившись в сплетении кривых улиц и узких переулков, свирепел и бился в витрины, врывался в тихие подворотни и жутко выл, поднимал с земли целые сугробы, заваливал ледяную стену и с грохотом разбивал её о скользкие тротуары. Лёд был всюду.
     Впервые в жизни Джем чувствовал себя по-настоящему одиноким. Бывали обиды, бывало просто грустно, и ругали, и не кормили. Но случилось так, что в этот февральский вечер у него не стало дома. И никого он не мог в этом обвинить, если только себя.
     Еще пару часов назад Джем лежал в прихожей на мягком тапке и ожидал прихода любимой хозяйки. Так было каждый вечер. Она выходила из лифта почти неслышными шагами, открывала дверь и воздушным звонким голосом произносила волшебное "Хей!" Какое это блаженство услышать родной запах, прыгнуть ей на плечи и получить долгожданный поцелуй. И каждый вечер перед ужином они шли гулять, и в дождь, и в снег. И даже когда у Оли было плохое настроение, они всё равно шли гулять.
     Но в этот раз всё было иначе. Все соседи уже давно вернулись с работы. Откуда-то доносился запах готовящегося праздничного ужина. Где-то безумно громко орал телевизор. Время тянулось мучительно медленно. Ожидание. И вот знакомые шаги. Джем с радостным визгом подскочил к двери. Два поворота ключа…
     На пороге квартиры стояли два человека. Один - высокий коренастый молодой человек в кожаной куртке с меховым воротником. От него сильно пахло сигаретами и ещё чем-то ужасно неприятным. Другой – длинноволосая девушка в мокрой желтой куртке и зонтом в руке. От неё тоже пахло чем-то гадким, но совсем другим. И Джем не сразу узнал в ней свою Олю. Замешательство длилось пару секунд. О, какой же колючий взгляд у этого парня…
     Люди пытались спастись от дождя под зонтами, но ветер вырывал зонты из рук. Люди прятались от ветра в троллейбусы, но те благополучно вставали в пробки. Люди аккуратно обходили лужи, но проезжающие мимо машины окатывали их грязью с ног до головы. Было холодно. С каждой минутой становилось всё холоднее. Дождь снова превращался в лед.
     Джем брел по какой-то людной улице, вдоль трамвайных путей, мимо палаток и автобусных остановок. Сегодня – совсем один. Всё дальше и дальше. Он уже не мог вспомнить дороги обратно, да и не хотел вспоминать. Если однажды тебя пинком выкинули за дверь, станешь ли ты возвращаться в этот дом? Если любимый человек с легкостью меняет тебя на другого, разве не назовешь это предательством?
     Наступала ночь. Прохожих становилось всё меньше, а на улицах становилось всё тише. Мысли путались и переставали быть мыслями. Холод начинал овладевать телом. Каждый шаг иглами впивался в лапы, в глазах плыли туманные фонари, и все запахи превращались в один – запах зимнего города.
     Ни одного открытого подъезда. Из магазина выгнал охранник – маленький, но ужасно злой человек. И ни одного подземного перехода. За что? Этот вопрос продолжал терзать Джема. Безответный вопрос. Или вернуться? Простить Ей измену. Нет, не измену: она же не хотела его обижать, а просто выпроводила погулять. Он же любил гулять вечером.  А дверь? Они включили музыку и просто не слышали. Глупые обиды! Вернуться? Нет! Ни за что!..
     Онемевшее от холода тело практически не подчинялось. Лапы двигались сами по себе. Медленно, но всё ещё вперёд. И далёкая тупая боль начинала подбираться к голове. А в голове гулким эхом звучало “За что?”
     Ветер утих. Снег прекратился. В гудящем морозном воздухе застыла тишина. Была глубокая ночь. Джем уже не чувствовал холода, не чувствовал боли, он не мог даже думать. Он с трудом доковылял до стеклянного сооружения, напоминающего троллейбусную остановку, и упал в мягкий пушистый снег. Перед его глазами раскинулось ясное небо, усыпанное мириадами звезд. И в глубине этого безграничного неба Джем вдруг заметил падающую звезду. Он вспомнил, что именно сейчас можно загадать желание. Так говорила Оля, когда теплой осенней ночью они стояли на балконе и жевали соленые, но безумно вкусные чипсы. И Джем загадал, чтобы Оля не знала в жизни и тысячной доли того, что довелось испытать ему в этот холодный вечер. Он любил её и не смел, желать ей зла, любил, как умеют любить только собаки.
     Джем закрыл глаза и почувствовал, как тепло растекается по его жилам, как оно укрывает его и увлекает куда-то в темную бескрайнюю нежность. А звезда продолжала падать и вскоре, коснувшись крыши одной из многоэтажек, исчезла…
     Утро ворвалось в город сотнями солнечных зайчиков и тысячами бликов в стеклах куда-то спешащих машин. Неугомонные воробьи клевали рассыпанные семечки. Толстый голубь медленно прохаживался возле булочной, в блаженстве солнечных лучей совершенно забыв про боязнь «этих громадин – людей». А люди садились в подъезжающие троллейбусы, улыбались и щурились от белого-белого света струящегося отовсюду. Веселые школьницы соревновались в мастерстве катания по льду, а проходившие мимо старушки восхищались их нескончаемой энергии. И казалось, всё вокруг поет и радуется долгожданному солнцу, и в каждом взгляде живет восторг почти наступившей весны.
     И только Джем никогда уже не увидит этого солнца и не почувствует этого безграничного счастья. В остановившемся навсегда сердце остались лишь боль откровенного человеческого предательства и беспредельная собачья гордость.
Лишь нетрезвый дворник присядет на корточки и, коснувшись обветренной рукою припорошенных снегом ресниц, скажет:
     - Спи, пёс. Там будет лучше, чем тут. И никто не посмеет тебя обидеть. Я даже завидую тебе… Я и сам бы хотел так. Но я – человек… Всего лишь человек… Спи, пёс.

Июльское утро

     Утро. Июльское утро после бессонной ночи. Осознание наступает только сейчас, когда разлетевшиеся мысли собираются в единую картину.
     Оля неизлечимо больна. И хотя врачи утверждают, что всё не так безнадежно и ссылаются на гениальность ученых, они так и сказали. Странно это слышать о себе и не сразу страшно. Ты знаешь, сочувствуешь, но живешь по-другому. И вдруг всё меняется.
     Солнечный свет нежно струится вдоль улиц, где, как никогда, тихо и необычайно красиво. Тротуары пустынны, пустынны трамвайные остановки, и где-то вдалеке – одинокие первые авто. В тень деревьев, хранящих ночную прохладу, пробиваются настырные лучи, которые оранжевое, как апельсин, солнце отразило от миллионов спящих окон.
     Оля медленно поднимается с кровати, подходит к журнальному столику и берет какую-то бумажку. Это и есть то, во что так трудно поверить. И, если бы не круглая синяя печать, наверное, было бы так страшно.
     Вот и страх. Неизвестность всегда пугает людей. А смерть? Она заставляет думать, думать о прошлом и немножко о будущем. Думать о главном.
     Оля опускается в глубокое кресло напротив окна, и утро освещает ее усталое лицо холодным золотистым светом. Уже не тревога – выражение безразличия застывает в ее янтарно-зеленых глазах.
     Что позади? Школа. Подруга, которая никогда тебя не понимает. Университетские годы. Глупые и вечно пьяные знакомые. Курсовые. Диплом. Работа. Начальник, которому на тебя совершенно плевать, заместитель, который всякий раз спешит съязвить или обидеть, коллеги, которые все как-то озлобленно на тебя смотрят. Капля романтики. Питер. Да, это было действительно здорово. Но разве в жизни может быть всё так хорошо! Вьюжный февраль, новые ненужные знакомства, бессмысленные надежды и жестокие разочарования. Одиночество. Джем. Пожалуй, только он был в жизни настоящим другом, который умел выслушать и пожалеть. Он сядет напротив, чуть наклонит голову и смотрит внутрь тебя. Чуть коснешься его холодного носа, и становится легко и спокойно.
     Оля по привычке протягивает руку к сидящему рядом пушистому задумчивому существу, но ладонь медленно скользит по воздуху и проваливается куда-то в пустоту… Никого! Никого нет рядом.
     Мир не поменялся – он опустел. И чувствуешь свою ненужность, и понимаешь, что изменить уже ничего нельзя.
     Всё! Оля берет телефонную трубку, набирает номер, но длинные гудки ритмично продляют вечность. Долго, с надеждой или волнением, не отрывая взгляда от фотографии, лежащей возле телефона, Оля ждет и, наверное, сама не понимает чего.
     Резкий звук трамвайного звонка под окнами срывает Олю с места. Она спешно накидывает платье, босоножки, хватает сумочку и выбегает на улицу. Остановка, трамвай, остановка; слиться с толпой, в которой всё равно одиноко и бесцельно. Мысли, мысли, их много, но одна, словно барабан всё сильнее и раскатистей отсчитывает шаги.
     Когда-то отсюда, с этой платформы Оля ездила на дачу, в гости к друзьям. Но всё ближе и ближе к краю, и всё туманнее сознание, и решение приходит само собой. Сейчас!
     Какая-то суета. Красная ухмыляющаяся рожа быстро подъезжающей электрички. Еще один шаг. Еще одна секунда…
     Внезапно в неизбежность врывается близкий и очень громкий звук – безумный, почти взахлёб - лай. Он заставляет остановиться и обернуться.
     - Джем! Джем! – Оля бросается к стоящему у другого края платформы лохматому псу, пробирается сквозь куда-то спешащих людей, но вдруг видит, что собаки уже нет. Звонит мобильник.
     Некоторое время возвращается прежнее понимание мира. Оля достает из сумки маленький раскладной телефончик, нажимает на зеленую кнопку и вопросительно произносит: «Алло».
    - Оля! Это ошибка! Слышишь, ошибка! – кричал торопливый взволнованный голос, – Они всё перепутали! Это не ты! Это другая Смешкина! Дру-га-я! Понимаешь! Не ты! Слышишь! Ты где? Дуй на «Ленинградку»! Я буду ждать у турникетов…
     Уже в электричке Оля начала осознавать, что произошло. Странные чувства наполнили ее сердце. Это словно второе рождение – жизнь начатая заново. Словно нет никаких тревог и забот, мир улыбается тебе, и ты спешишь куда-то, потому, что тебя кто-то ждет.
     И пристальный добрый взгляд, теплый и нежный, такой же, как прежде, преданный и бескорыстно любящий, словно из прошлой жизни провожал её и оставался с нею навсегда.